О том, что он гений, Норберт знал с детства

Владимир Гаков, журналист, писатель-фантаст, лектор. Окончил физфак МГУ. Работал в НИИ.
С 1984 г. на творческой работе. В 1990-1991 гг. – Associate Professor, Central Michigan University.
С 2003 г. преподает в Академии народного хозяйства. Автор 8 книг и более 1000 публикаций

О том, что он гений, Норберт знал с детства

Математик Норберт Винер – основатель кибернетики. Человек удивительного таланта, американец с российскими корнями, ученый-теоретик и практик, общественный деятель и пацифист

В наше время, когда слова «ноутбук» или «айфон» малыши скоро будут выговаривать раньше, чем слово «мама», – а «мамой» их отцы чаще называют материнскую плату! – хочется вспомнить добрым словом того, кто заложил теоретические основы всей этой «оцифрованной» и становящейся все более виртуальной реальности. Кто первым предупреждал об опасностях порабощения людей ими же созданными электронными «големами». И кто создал новую науку об общих законах управления большими системами, будь то вычислительные машины, биологические организмы или человеческое сообщество, – кибернетику.

Мало того, что он создал кибернетику. Норберт Винер был еще и выдающимся математиком, внесшим неоценимый вклад в теории стохастических процессов, информации, коммуникаций, теоретические основы электроники и формализовавшим принцип обратной связи. Оригинальным философом и ярким публицистом. Атеистом-агностиком, первым задумавшимся о роли религии в «дивном новом (компьютеризованном) мире». И пацифистом, в годы войны много сделавшим для создания американской противовоздушной обороны, а затем неоднократно и последовательно отказывавшимся от соблазнительных правительственных грантов, если они давались на исследования по заказу военных ведомств. Наконец, архетипичным «рассеянным профессором», реальные истории о котором смахивают на анекдоты. Все это он – Норберт Винер.

Из России с геномом

О том, что он гений, Винер знал с ранних лет. Родители убедили. Он родился 26 ноября 1894 года в городе Коламбиа, штат Миссури. Мать, Берта Кан, была дочерью эмигрантов из Германии, а вот с отцом будущего «отца кибернетики» все куда интереснее. Потому что Лео Винер родился в городе Белосток, ныне польском, а тогда, естественно, входившем в состав Российской империи!

Поступив после минской и варшавской гимназий в Берлинский технологический институт, Лео Винер не закончил его, на втором курсе эмигрировав в Америку. И там он сделал неплохую академическую карьеру в престижном Гарварде, но не «технаря», а филолога-слависта. В частности, перевел на английский язык ряд произведений Льва Толстого и знаменитую книгу Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

До семи лет сын Лео Винера обучался дома – по оригинальной педагогической методике, разработанной отцом. Из автобиографии Норберта Винера «Бывший вундеркинд» (1953) следует, что отец заставлял сына не только говорить, но и думать на нескольких языках одновременно, а также решать математические задачки, и рано приучил к чтению, «допустив» четырехлетнего малыша к домашней библиотеке. «Когда я переставал учиться хотя бы на минуту, – вспоминал повзрослевший вундеркинд, – мне казалось, что я перестаю дышать».

Результат такой доморощенной педагогики был впечатляющим: в семилетнем возрасте Винер-младший написал свой первый «научный трактат» – по дарвинизму! Следующий фундаментальный труд – знаменитую «Кибернетику» – пришлось ждать более полувека…

Интересы вундеркинда были обширны – от математики и биологии до классической литературы (в семь лет он уже читал Данте) и религии. Последней он занимался столь усердно, что, несмотря на воспитание в традиционной иудейской семье (да еще, как гласила семейная легенда, ведущей родословную от знаменитого еврейского богослова и ученого Моисея Маймонида!), став взрослым, выбрал для себя самую неблагодарную религию – атеизм. Или стал, как аккуратно называют себя американцы, не верящие в бога, агностиком – иначе говоря, человеком сомневающимся.

Но это будет позже. Пока же одиннадцатилетний Норберт сразу же поступил в престижный колледж Тафтса, который ударно – за три года – закончил с отличием. Новоиспеченному выпускнику с дипломом бакалавра по математике в то время шел пятнадцатый годик… По свидетельству самого Винера, в колледже ему пришлось нелегко. Упитанного, узкоплечего и большеголового очкарика с фамилией, которую американские сверстники сразу же ассоциировали с популярными венскими сосисками (wienerwurst), – а то и еще с чем-то созвучным и более неприличным, –в колледже его и прозывали «сосиской». Но он молча терпел и продолжал грызть гранит науки.

После колледжа Винер поступил в аспирантуру факультета зоологии в отцовском alma mater – Гарварде, но затем перевелся в не менее престижный университет, Корнеллский, где начал было изучать философию. Но, не проучившись там и двух лет, вновь вернулся в Гарвард. Здесь в 18 лет он защитил докторскую диссертацию по математической логике (конкретно: на языке теории множеств сформулировал понятие неких «упорядоченных пар» и что-то там насчет них доказал). И уже через год был приглашен ассистентом на кафедру математики одного из ведущих американских «мозговых центров» – знаменитого Массачусетского технологического института (MIT), где и проработал с перерывами до последних дней жизни.

Война и MIT

Вскоре после прихода в MIT молодого «остепененного» математика отправили в Европу – повышать квалификацию. Университеты и мировые светила, чьи лекции он там слушал, тоже достойны упоминания: в немецком Геттингене Винер учился у Давида Гильберта и Эдмунда Ландау (и слушал лекции по философии основателя феноменологии Эдмунда Гуссерля), а в английском Кембридже – у Бертрана Расселла и известного специалиста по теории чисел Годфри Харди.

А когда в Европе заполыхала война, вернулся на родину, где, продолжая оставаться убежденным пацифистом, все же предпринял попытку исполнить свой патриотический долг. Он дважды пытался поступить на военную службу и дважды получал отказ – во второй раз из-за проблем со зрением. А когда с третьего захода добился-таки своего, был зачислен простым солдатом на армейский полигон в Абердине (штат Мэриленд). На тот самый полигон, на который Винер до этого безуспешно пытался пробиться в качестве «военспеца», разбиравшегося в проблемах баллистики! Но тут как раз закончилась война.

Такой вот кабинетный ученый… Впрочем, в годы, проведенные между двумя мировыми войнами, голова молодого математика была занята не одними только абстракциями. Винер читал лекции по философии (не у себя в MIT, а «на стороне» – в Гарварде, который вынужден был покинуть из-за «царивших там антисемитских настроений»), короткое время поработал инженером на одном из европейских предприятий компании General Electric и журналистом в университетской газете, написал несколько статей в Encyclopedia Americana. Написал он и «первополосную» статью в крупную бостонскую газету, но не о науке, как можно было подумать, а о безобразных условиях жизни рабочих на местной фабрике! И посещал различные литературные кружки.

В 1919 году Норберт Винер занимает преподавательскую должность в MIT, а спустя семь лет совершает новый вояж в Европу – в знакомый Геттинген, а еще в Китай. И в том же 1926-м профессор-математик женится на дочери евреев-иммигрантов из Германии Маргарет Энгерман, позже став счастливым отцом двух дочерей.

Во время второй зарубежной «стажировки» профессор MIT уже не слушает лекции светил науки, а сам читает лекции студентам. Впрочем, и со «светилами» у него все в порядке – Винер лично знакомится с Нильсом Бором, Максом Борном, Жаком Адамаром и другими знаменитостями – и сам делает несколько успешных шагов на пути превращения в такую же знаменитость. В промежутке между мировыми войнами Винер опубликовал немало серьезных работ по броуновскому движению (сформулировав концепцию «венской» – или «винеровской сосиски» – воображаемого цилиндра постоянного радиуса, по оси которого происходит движение молекулы), радиационному равновесию звезд (уравнение Винера – Хопфа), теории вероятности, теории потенциала, теории чисел, математической статистике, рядам и интегралам Фурье, обобщенному гармоническому анализу…

В MIT ходили легенды о феноменальной рассеянности профессора Винера – многие такие байки звучат как анекдоты, но снабжены ссылками на реальных коллег-современников. К примеру, Винер мог вернуться домой и застать его пустым, после чего обратиться к девушке (как ему показалось, соседке) с вопросом: «А где все?» – и получить ответ: «Они отлучились ненадолго, а меня оставили присматривать за домом, папочка!» Или столкнуться в кампусе со своим студентом, увлеченно обсудить с ним какую-то математическую проблему, а потом с виноватым видом спросить: «Простите, вы не заметили, с какой стороны я пришел сюда?» И, получив ответ, констатировать: «Значит, я еще не обедал».

А еще рассказывали, что он мог начать лекцию с шумного высмаркивания и поиска мела. После чего, так и не сказав ни слова заинтригованным студентам, толстенький профессор с забавной бородкой (точь-в-точь бравый полковник Сандерс со всем известного логотипа «кентуккийских жареных цыплят» – KFC!) страстно исписывал доску формулами, потом стирал написанное с раздраженным: «Нет-нет, все неверно», и продолжал писать до самого звонка. Затем удовлетворенно замечал: «Вот так – здесь мы сегодня можем поставить точку», снова снимал очки, проделывал те же манипуляции с носовым платком, что и в начале «лекции», и безо всяких объяснений первым покидал аудиторию.

А когда на исторической родине его матери и жены к власти пришел Гитлер, «неариец» Винер в отличие от многих предвидевший, что от новой мировой войны Америке «не отсидеться», еще раз предложил свои услуги национальной обороне. На сей раз он не надевал военную форму и не получал воинского звания, а просто, не покидая свой уютный кабинет в MIT, занялся очередной математической проблемой – только на сей раз прикладной и, как показало время, сверхактуальной. На научном языке проблема называлась так: построение детерминированных стохастических моделей по организации и управлению некими системами, а именно системами американской противоздушной обороны. Благодаря чудаку-профессору из MIT американские зенитчики отказались от привычной практики стрельбы батарей по отдельным целям (эффективность последней во время налета вражеской эскадрильи была крайне низка) и стали осваивать новые принципы, основанные на магически звучащем слове «самонаведение».

Лоцман будушего

Стоит заметить, что математическая модель управления силами ПВО была разработана Винером в годы, когда ни о каких компьютерах слыхом не слыхивали. Точнее, слышали, но лишь считанные специалисты со «спецдопускам», а отнюдь не университетская профессура.

Однако ждать пришествия первых ламповых ЭВМ пришлось недолго. И с приходом этой новой техники, знаменовавшей собой, по сути, новую научную и промышленную революцию, мысли профессора Винера органично переключились с проблем самонаведения на проблемы самообучения. В том числе и представителей новой ветви техноэволюции – «разумных машин». Хотя и не только их…

Часто забывают, что не кто иной, как Норберт Винер заложил основы современной теории информации – совместно с Клодом Шенноном, которого обычно и называют отцом этой научной дисциплины! («Информация – это не материя и не энергия, а информация», – четко сформулировал Винер в своем основополагающем труде, о котором – ниже.) И слово «бит» они придумали совместно. И также вместе проводили дни и месяцы, наблюдая за поведением подопытных крыс в лабиринте. Те, не обладая человеческим интеллектом, очень неплохо учились запоминать тот единственный путь в лабиринте, который методом проб и ошибок вел к заветной цели – искомому выходу, куску сыра или ждущей самке.

А что если воспользоваться этим опытом, который нам дает мир живых существ, и попытаться обучить тому же новое поколение вычислительных устройств, обладавших куда более развитым «машинным интеллектом»?

Результатом размышлений Винера стал его второй – после той детской работы по дарвинизму полувековой давности – фундаментальный труд, названный почти никому тогда не ведомым словом «Кибернетика». Книга под таким названием и с подзаголовком «…или управление и связь в животном и машине» вышла в 1948 году и произвела новую революцию в умах. Буревестником этой революции стал Норберт Винер – на сей раз единолично.

Загадочно звучавшее (тогда, более полувека назад) название автор взял из любимого Платона, с сочинениями которого еще дошкольником познакомился в отцовской библиотеке. Хотя в научный обиход название финикийского лоцмана-навигатора – кибернетоса – более чем за век до Винера ввел в научный обиход великий французский физик Андре Мари Ампер, назвавший гипотетическую науку управления государством кибернетикой. А Винер в своей книге лишь развил эту идею, выявив общие закономерности процессов управления и передачи информации для живых организмов, технических систем и человеческого общества. Если по Вернадскому и Тейяру де Шардену, то для всех трех главных сфер – с приставками «био», «техно» и «ноо».

«Появление книги, – вспоминал Винер, – в мгновение ока превратило меня из ученого-труженика, пользующегося определенным авторитетом в своей специальной области, в нечто вроде фигуры общественного значения. Это было приятно, но имело и свои отрицательные стороны, так как отныне я был вынужден поддерживать деловые отношения с самыми разнообразными научными группами и принимать участие в движении, которое быстро приняло такой размах, что я уже не мог с ним справиться».

Книга сразу же была признана одной из «книг ХХ века», переведена на все мыслимые языки и стала настольной для всех, кого профессионально интересовали теория управления, электроника, автоматизация, робототехника, искусственный интеллект и тому подобные материи, а также философия, футурология и научная фантастика. Потому что истинное значение винеровской «Кибернетики» осознали далеко не сразу, и нет уверенности, что будущих читателей этой пророческой книги не ждут впереди новые откровения.

Прозревший пророк

После окончания Второй мировой войны Винер, не принимавший в отличие от многих коллег-математиков и физиков участия в сверхсекретном атомном проекте «Манхэттен», был, предоставлен самому себе и имел возможность опять погрузиться в мир абстракций – без боязни того, что его могут заставить давать всякие подписки о неразглашении, будут подозревать в шпионаже в пользу «красных» и тому подобное. Хотя в краткую эпоху маккартистской «охоты на ведьм» подобных подозрений не избежал и творец кибернетики. Несмотря на «железный занавес» (а также гонения на «буржуазную лженауку» в СССР сразу после войны), Винер поддерживал контакты с советскими учеными и никогда не забывал ссылаться на результаты их исследований. А в 1960 году даже посетил свою историческую родину (в Москве тогда проходил какой-то международный конгресс), прочитав публичную лекцию в Политехническом музее и дав несколько интервью. За что привлек к себе – или навлек на себя – пристальное внимание американских спецслужб (наших, возможно, тоже, но сам ученый об этом не знал).

Тому способствовала и невероятная публицистическая активность до того вроде бы тихого кабинетного ученого-математика. Подобно пражскому раввину Льву Бен Бецалелю, «разбудившему» заговоренного глиняного истукана Голема, или герою романа Мэри Шелли Виктору Франкенштейну, творец науки для будущих поколений «умных машин» вдруг испытал сомнения, а затем и отчетливый страх из-за собственного джинна, которого он, Винер, вызволил из бутылки, не задумываясь о последствиях.

Последние два десятилетия своей жизни профессор из MIT пополнил ряды тех видных деятелей науки, которые не на шутку испугались того, что многие из них привнесли в наш мир. Научный интерес и социальная ответственность, хотя бы просто совесть ученого; судьба его открытия или изобретения в руках военных, безответственных политиков или просто не смотрящих на шаг вперед обывателей; моральные границы науки – вот о чем «болела голова» Норберта Винера в это время. Еще за год до выхода «Кибернетики» в популярном (не научном) журнале The Atlantic Monthly вышла статья Винера с программным названием «Ученый-бунтарь», ставшая своего рода манифестом таких же «социально озабоченных» ученых. В ней автор призывает своих коллег не забывать о моральных последствиях любого изобретения или открытия. А после выхода своей книги, превратившей Винера в одного из «мессий» или «гуру» послевоенных десятилетий, ученый наотрез отказывался от любых – даже самых соблазнительных – грантов, если последние каким-либо образом были связаны с оборонкой.

Названия книг и статей Винера, публициста и философа, говорят сами за себя: «Индивидуальный и общественный гомеостазис», «Мое отношение к кибернетике, ее прошлое и будущее», «Наука и общество», «Перспективы нейрокибернетики», «Человеческое использование человеческих существ», «Корпорация «Бог и Голем» (в русском переводе «Творец и робот», «Акционерное общество «Бог и Голем». Последний философский труд, кстати, принес автору престижную Национальную премию в области литературы в номинации «Наука, философия и религия»).

А в январе 1963 года Норберта Винера вместе с другими достойными людьми принимал в Белом доме тогдашний президент Линдон Джонсон. Он же вручил «отцу кибернетики» высшую награду, которую может получить ученый в Америке, – Национальную премию в области науки, отметив в своем приветствии лауреату, что «ваш вклад в науку на удивление универсален, ваш взгляд всегда был абсолютно оригинален, и вообще вы – потрясающий пример симбиоза чистого математика и ученого-прикладника». Эта премия стала пятой в коллекции научных трофеев Винера – не считая дипломов о присуждении почетной докторской степени сразу трех ведущих университетов. А спустя два месяца, 18 марта 1964 года, Норберт Винер скончался в Стокгольме, чуть не дотянув до своего семидесятилетия. Незадолго до смерти он успел опубликовать еще одну «бунтарскую» статью под названием «Машины изобретательнее людей?».

С тех пор возникли еще две премии – его имени: в области прикладной математики и «За социальную и профессиональную ответственность». Его имя носит один из лунных кратеров, а знаменитый писатель-фантаст Роберт Хайнлайн дал имя «Винер» одному из судов «свободного космического торгового флота» в своем романе «Гражданин Галактики».

Комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи